 |
|
Сообщения разных летописей о начале обращения монеты
в Новгороде и в Пскове не говорят о том, что вместе с кунами были «отложены»
и векши (или белки). Последние, действительно, и позже служили платежным
средством. Монетами были заменены куны. В то же время эти сообщения и
некоторые другие документы позволяют до какой-то меры уравнять между собою
куну и мортку. В одном случае после упоминания куны имеется разъяснение
«еже есть морд куней», «еще есть мордки куные», в другом - «оставиша торговати
кунами мордьками куньими»; а о псковичах в аналогичном случае сообщается,
что, заведя серебряные деньги,- они «мортки оставиша».
Следует еще отметить, что многочисленные сообщения летописей
XII- XIII вв. о рыночных ценах и различных платежах постоянно упоминают
в неразрывном единении слиточное серебро и малые единицы - куны и векши
(белки), присоединяя иногда и мордки, но не содержат никаких намеков на
сколько-нибудь условный характер ценности малых единиц. Даже в тех случаях,
когда из-за неурожая или по другим причинам цены катастрофически возрастали,
это единство платежной системы заметным образом не нарушается - так,
как можно было бы ожидать при наличии в ней знаков денег, не имевших никакой
внутренней стоимости.
Обогатившие нашу науку замечательными открытиями планомерные
и грандиозные по масштабам раскопки последних лет в Новгороде, который
всегда считался главнейшим центром «кожаного» обращения, обнаружили больше
ста тысяч превосходно сохранившихся изделий из кожи - целых, частей и
обрезков, но не дали решительно ничего хотя бы сколько-нибудь напоминающего
кожаные деньги в любом из их предполагаемых видов. А ведь считается, что
кожаные деньги составляли платежные знаки самого низкого достоинства.
Таковы же итоги раскопок, ведущихся в Пскове, Старой Ладоге и на Белоозере.
Уже только это побуждает обратить особое внимание на изучение всех особенностей
товарно-денежного обращения и реального денежного хозяйства Древней Руси
XII-XIV вв. в части малых платежных единиц
Недавно в публикациях одного из участников новгородских
раскопок В. Л. Янина были высказаны интересные соображения о платежной
роли некоторых весьма массовых и притом предельно «стандартизованных»
изделий древнерусской промышленности, распространение которых как бы идет
по стопам монетного обращения предшествующей поры. Янин имеет в виду волынские
шиферные пряслица, неоднократно встречавшиеся даже в кладах вместе со
слитками, а также хорошо известные стеклянные браслеты и бусы. Но возможен,
помимо этого, и еще один путь поиска и предположений - хотя бы в области
уяснения сущности некоторых платежных единиц северозападнойРуси.
Выше упоминались capita martarorum - «головки куниц»,
платежи в которых засвидетельствованы строго деловым документом - договором
1269-1270гг. Более чем через сто лет в Новгороде, по словам де Ланнуа,
деньгами все еще служили testes des gris et des martres, т. е. «головки
белок и куниц». Если воздержаться от «прямолинейного» понимания и считаться
с исконной образностью русской речи, легко согласиться, что к этим понятиям,
выраженным на латинском и французском языках, ближе всего русская мордка,
«мордкуней». Понятие caput - «головка» - в нем вполне выражено.

Рис. 42. Волжская «ладьеобразная» гривна
XIV в.
В археологических комплексах северо-западной Руси XII-XIII
вв., включая новгородские и псковские раскопки, как и в более ранних археологических
находках, неоднократно были встречены раковины Cypraea moneta (каури).
В погребальных комплексах Псковской земли они занимают место кун-монет;
в некоторых случаях они были обнаружены даже в виде своего рода кладов.
В северо-восточной Европе и на Руси отдельные экземпляры их были отмечены
даже в кладах куфических и западноевропейских монет. Эти изящные маленькие
раковины размером в небольшую сливу с незапамятной древности в течение
тысячелетий транспортировались на огромные расстояния с островов Индийского
океана, где имеются их месторождения, проникая в Африку, Азию и Европу;
знали их Античный мир и Северное Причерноморье. Известно, что в Африке
и в Азии они тысячелетиями служили платежным средством. Археологи и этнографы
знают их в Сибири и среднем и верхнем Поволжьи. В России свое товарное
значение они дольше всего сохраняли в сибирской торговле - до начала XIX
в., но трудно сказать, как рано русские купцы взяли в свои руки снабжение
народов Сибири этим традиционным для нее товаром.
Русский народ хорошо знал эти миниатюрные раковины; иначе
он не создал бы для них столько областных названий - ужовка, жуковина,
жерновок (жерновка) и одно из наиболее употребительных - змеиная
головка. Легко заметить, что все приведенные названия являются образными
и определяют предмет лишь ассоциативно. Есть основания усматривать такую
же образную природу интересующих нас древнерусских терминов, дошедших
до нас в русских словах, по-латыни и по-французски, и поставить вопрос
о платежной роли каури в безмонетный период денежного обращения северо-западной
Руси.
Татарский дирхем. Татаро-монгольское нашествие
с середины XIII в. катастрофически нарушило хозяйственную жизнь страны
и затормозило неизбежное возвращение Руси к чеканке собственной монеты.
Нашествие опустошило южную Русь, а на севере оборвало или ослабило древние
экономические связи - как внешние, так и внутренние, и на время сильно
сократило приток серебра. Много серебра было спрятано в землю в виде кладов.
В результате прямого грабежа и установления даннических отношений драгоценный
металл интенсивно утекал за пределы страны.
Так называемые «ладьеобразные» слитки в форме корытца,
встречаемые в наибольшем количестве по берегам средней и нижней Волги,
вероятно, являются продуктом переработки собранного татарами на Руси серебра.
По особенностям приемов отливки они имеют нечто общее со знакомыми татарам
китайскими слитками: можно подумать, что в момент заполнения формы расплавленным
металлом она наклонялась в разные стороны для того, чтобы на открытой
поверхности образовался характерный для этих слитков глубокий желобок.
Один китайский слиток найден в 1894 г. в Вятской губ., другой был даже
в кладе дирхемов, открытом в 1914 г. в Пермской губернии. Датируемые XIV
в. «татарские» слитки имеют вес русского северного (новгородского) слитка;
они назывались «сум» (саум). Впоследствии это название в татарском языке
означало «рубль».

Рис. 43. Серебряные монеты Золотой Орды.
1 - Тохтамыш, г. Сарай, 782 г. х. (1380/81 г. н. э.). 2 - Узбек, г. Хорезм,
730 г. х. (1329/30 г. н. э.).
Во времена татаро-монгольского ига, около середины XIV
в., в восточной части центральной Руси началось довольно ограниченное
обращение монет Золотой Орды, так называемых джучидскихмонет. Оно засвидетельствовано
рядом находок кладов татарских дирхемов, иногда вместе с новгородскими
слитками. В ряде более поздних находок конца XIV и начала XV в. татарский
дирхем встречается с первыми русскими монетами. Далее всего на запад и
юго-запад находки кладов джучидских серебряных монет конца XIV и XV вв.
распространяются на Курщине, и на севере Украины, встречаясь в Подесеньи
и Поднепровьи. В этих кладах татарские монеты иногда соседствуют с пражскими
грошами, приходившими с Запада.
Небольшие серебряные монеты ханов Золотой Орды покрыты
арабскими надписями, среди которых встречаются и некоторые украшения -
орнаментальные рамки, плетенки и т. д. Наиболее полные надписи содержат
имена ханов, осуществлявших выпуск монеты, а также обозначение времени
и места чеканки. Изображения людей, животных и предметов не свойственны
этим монетам [2].
[2] медных джучидских монетах, которые служили преимущественно
для целей местного, ограниченного обращения, некоторые изображения все
же встречаются, вопреки религиозному запрету. Кроме тамги — родовых знаков
различного вида, можно увидеть на них изображение цветка, некоторых животных;
известен, в частности, и двуглавый орел. |
|
|